Реквием. Памяти друга Посвящается

 

6

Если бы только люди могли любить как собаки, мир стал бы раем. Трудно найти животное, в большей степени умеющее выражать свои чувства, чем собака. Радость, грусть, благодарность и даже угрызения совести – все можно прочесть в ее глазах. Мы, люди, напрасно думаем, что только нам одним присуща способность выражать свои чувства. Может быть, это правда. Но загляните в собачьи глаза! Вы увидите в них то же, что и в человеческих. У собак определенно есть то, что мы называем душой.

Памяти самого лучшего и преданного друга Посвящается.

Март капризничал. То лениво и благожелательно растекался по дорогам и тротуарам глубокими бесформенными лужами, то, вдруг осерчав на что-то, нервно бросал на доверчиво разомлевшую землю остатки зимних морозцев. Земля испуганно скукоживалась, ощетинивалась острыми, словно иглы дикобраза комьями развороченной влажной грязи. Народ зябко поёживался, проклинал гололедицу, и суетливо спешил вернуться в безопасное тепло серых от весенней влаги домов.

Он метался по выстуженным улицам, с тоской вглядывался в лица прохожих надеясь отыскать то, единственное и самое любимое лицо в мире. Чужие люди равнодушно проходили мимо, бросая на него опасливые взгляды, и в их хмурых лицах отчётливо читался его смертный приговор. И тогда он останавливался посреди обледенелой дорожки, попеременно поджимая к грязному мокрому животу подмороженные лапы, с содранными до крови подушечками и задрав к небу чёрно-рыжую морду, выл тоскливо и протяжно.

Брюхо подводило от голода и Он, превозмогая отвращение, вставал на трясущиеся от усталости задние лапы и заглядывал в мусорные баки, надеясь, что лёгкие на подъём бродячие псы, копошащиеся в них, оставили хоть что-нибудь съестное. Иногда ему удавалось отыскать куски плесневелого замороженного хлеба и Он, до крови царапая десны, жадно грыз безвкусную, отвратительно пахнущую помойкой пищу, но и она не могла заглушить острого голода - его большому мощному телу требовалось нечто более существенное, чем кусок скрюченного от старости сухаря.

Лишь однажды ему удалось поесть досыта…

Заневестившаяся сука, игриво помахивая грязным хвостом, резво бежала через дорогу. Вокруг неё, словно мухи, роились желающие продолжения своего беспризорного рода кобели. Не слишком чётко осознавая, почему вдруг на него напало какое-то неясное томление, Он потянул носом и, повинуясь древнему природному инстинкту, пристроился к своре бродячих псов. Вместе с «собачьей свадьбой» перебежал дорогу, едва не угодив под ревущее, резко воняющее железное чудовище, и оказался среди маленьких, окружённых заборами домов.

Самый крупный кобель принялся ухаживать за самкой. Самка бросала призывные взгляды, и Он тоже подошёл познакомиться. Лохматый кобель ощетинился сбитой в колтуны грязной шерстью, оскалил жёлтые зубы и злобно зарычав, вцепился посмевшему приблизиться к облюбованной им самке чужаку в вислое лопушистое ухо. Он взвизгнул от боли и неожиданности, дёрнулся и, разорвав ухо об острые зубы противника, бросился бежать, поджав короткий купированный хвост. Вся собачья свора злобно лая кинулась за ним.

 Остановился Он только тогда, когда хриплый лай позади него стих. Тяжело дыша и ощущая тупую боль в порванном кровоточащем ухе, Он грустно побрёл по изъезженной машинами, грязной не заасфальтированной дороге между двумя рядами железных, каменных и деревянных заборов.  Широкие ворота одного из них были распахнуты настежь, и Он осторожно заглянул во двор.

На дворе толпились люди. Посреди двора стоял большой деревянный ящик обитый тканью. В ящике, наполовину накрытый покрывалом, спал очень бледный человек. Пахло людскими телами, едой и… Он принюхался, пытаясь определить природу  тревожного, волнующего запаха. Пахло бедой. Собаки безошибочно определяют запах беды – она пахнет горечью и веществом, выделяемым всеми живыми существами в минуту волнения, которое люди называют странным, непонятным словом - адреналин.

Запах этого самого адреналина поднял со дна собачьей души серую тоску, и Он, потопотив задними лапами, уселся у ворот и жалобно заскулил.
- Откудаж ты такой взялся?
Женщина в чёрном платке, с добрым морщинистым лицом приблизилась к воротам и, сложив на животе натруженные руки, внимательно изучала его.
- Породистый. – Заключила она через некоторое время. – В ошейнике. Видать потерялся сердешный. Небось, кушать хочешь? Сейчас я тебя покормлю.
Она ушла и через минуту вернулась с большой миской до краёв наполненной аппетитно пахнувшей едой.
- Вот. Ешь болезный, помяни мужа мово покойного, вечная ему память. Хочь ты и есть псина, а всё - божья тварь. Глядишь Петру Василичу моему на том свете и зачтётся…

Морщинистое лицо её ещё больше сморщилось, а из глаз потекла вода. Люди называют это слезами. Женщина вытерла слёзы сухонькой ладошкой, поставила на землю миску и, горестно шаркая тапками, пошла к деревянному ящику со спящим в нём человеком.

От запаха пищи у Него помутилось в голове, с брылей потекли вязкие голодные слюни. Он глубоко втянул носом густой кошерный аромат и жадно набросился на еду. Громко сопя и чавкая, от спешки почти не ощущая вкуса, Он поглощал угощение, когда прямо над его головой грянула музыка. От неожиданности Он подскочил и затравленно озираясь, прижался к деревянным доскам забора. Из ворот повалила толпа. Четверо мужчин несли на плечах ящик со спящим  человеком, женщины вытирали со щёк текущую из глаз воду и издавали странные хлюпающие звуки. Кажется, у них это называется – плакать. Ящик загрузили в грузовичок, люди уселись рядом с ящиком и грузовичок медленно двинулся по дороге. Он вздохнул и вновь принялся за еду.
- Красивый реквием. – Сказала прямо над Ним оставшаяся во дворе женщина. – Прямо за душу берёт.
И Он вдруг подумал, что нет ничего прекрасней, чем есть вкусный корм и слушать, как звучит этот самый – Реквием.

Ледяной мартовской ночью, трясясь всем короткошёрстным телом на едва теплой крышке канализационного колодца, Он вспоминал тревожный запах беды, упоительный вкус корма из большой глубокой миски и звуки реквиема, которые теперь были неразрывно связанны с ощущением вселенского удовольствия от утоления мучительного голода. Люди называют это условным рефлексом….

Этот день был самым счастливым в его ещё очень короткой собачьей жизни! В этот день Он вновь обрёл Дом и хозяев….

Подмороженные и содранные подушечки на лапах саднили и немилосердно мёрзли, в животе урчало и пищало от голода, а измученное скитаниями тело мелко дрожало от слабости и утомления. От помойки его только что отогнал злобный уличный пес, на чью территорию Он забрёл в поисках какой-нибудь пищи. Есть хотелось невыносимо, а ещё хотелось домой, в тепло и уют, на мягкую подстилку. И ещё, чтобы хозяин погладил ласковой рукой по голове, потрепал за ушами, почесал доверчиво подставленное пузо…. Мысли об этом доводили до отчаяния и Он, то и дело, останавливаясь, чтобы дать отдохнуть уставшим лапам, тихонько скулил от горя и безысходности.

Пухлощёкий малыш, отцепившись от руки молодой женщины, смело протопал прямо к нему и, протянув маленькую круглую ладошку, погладил его по голове.
- Мама, сябаська! Босяя. – Смешно коверкая слова, сказал малыш, повернув к женщине улыбчивую мордаху.
- Сейчас же отойди от неё! – Испуганно приказала женщина и подхватила малыша на руки. – Ты что, не видишь, какая злобная собака?! Она может укусить.

И продолжая объяснять ребёнку правила безопасного поведения на улице, женщина быстро пошла прочь.

Укусить? Он проводил мать и ребёнка удивлённым взглядом. Зачем ему кого-то кусать? За всю свою жизнь он не обидел даже кошки! Люди боятся его, в этом всё дело! Никто никогда не возьмёт его в свой дом потому, что они думают, что Он - злобный. От этой мысли Он пришёл в отчаяние, задрал морду к небу, где за свинцовыми злыми тучами скрывался тот по чьей капризной воле вершились судьбы всего живого и завыл тоскливо и безнадёжно. Люди с опаской косились на него, старались обойти стороной, а он всё выл и выл, призывая того, кто был там, наверху, к милосердию. И тот, на небе, услышал его призывы…

Хлопнула подъездная дверь и женщина в домашней одежде и тапках вышла на крыльцо.

- Эй. – Позвала она, и Он перестал выть и с надеждой посмотрел на неё. – Иди ко мне.
Его зовут? Он в нерешительности потоптался на месте.
- Ко мне. – Строго сказала женщина, и Он всё ещё сомневаясь, осторожно подошёл и остановился в нескольких шагах от неё.
– Сидеть. – Она подняла вверх ладонь.
Увидев знакомый условный жест, Он послушно сел на мёрзлую землю, дрожа всем телом от холода и волнения.
- Смотри-ка! – Обрадовалась женщина. – Слушается! Ну, раз ты такой послушный - иди за мной.
Она открыла дверь, и на него пахнуло затхлым теплом подъезда.
- Давай же! – Подбодрила она, видя его нерешительность. – Идём. Вперёд!
   Наконец, поверив, что она на самом деле зовёт его, Он рванулся с места и, спотыкаясь о ступеньки, бросился наверх.

Квартира пахла хорошо и незнакомо. Он быстро обошёл небольшую комнату, заглянул в крошечную кухню и, убедившись, что выгонять его – по крайней мере, пока – никто не собирается, вернулся в прихожую. Женщина вылила в миску суп из кастрюли, и Он в один присест проглотил его. Так же быстро Он расправился с залитыми молоком кусками белого хлеба.
- Теперь иди на место. – Приказала женщина, указав на разостланное в прихожей маленькое одеяло.

Он с радостью улёгся на это одеяло и уставился на входную дверь, готовый охранять свой новый Дом и хозяйку от всего на свете, пусть даже ценой собственной жизни.
- Молодец. Хороший мальчик. – Похвалила его новая хозяйка и погладила по голове. Он хрюкнул от удовольствия, и она испуганно отдёрнула руку. – Ладно. – Сказала задумчиво. – Привыкнем. – И ушла на кухню.

Пригревшись в тепле прихожей, Он задремал, положив морду на вытянутые передние лапы. Смутные видения закружились над ним. Лицо его хозяина, самое лучшее в мире привиделось, заставив тоскливо сжаться преданное собачье сердце. Боль прямо из сердца подступила к глазам и из них потекла вода. Люди говорят - это слёзы, но большие свирепые псы его породы не могут, не должны плакать, и всё же…

В замке завозился ключ, и Он встрепенулся, вскинул голову и растерянно оглядел незнакомую комнату, пытаясь вспомнить, как здесь оказался. И вспомнил, и грозно залаял, отпугивая пришельцев.
- Фу! Нельзя! – Сказала женщина, выходя в прихожую. – Это свои. – Добавила она, распахивая дверь.
В комнату вошли два человека. Один Большой, другой Маленький.
- Это что ещё такое? – Спросил Большой человек, удивлённо рассматривая Его.
- А я его знаю! – Обрадовался Маленький, подошёл и потрепал Его за уши. – Он тут уже несколько дней бегает. Мам, а ты что, решила его к нам забрать?
- Он так выл у нас под окнами, - виноватым тоном отозвалась женщина – я не выдержала. Пусть поживёт у нас. Может быть, хозяева найдутся.
- Ладно. – Согласился Большой человек. – Если станет слушаться и не будет агрессивным – пусть живёт.
- Он не будет. – Уверила Большого человека женщина и, посмотрев на Него, снизу вверх мотнула головой. – Ведь не будешь?

Он с обожанием посмотрел на новую хозяйку и повторил головой её движение. Люди оскалились и издали странные каркающие звуки. У них это называется – смех. У него отлегло от сердца, Он совершенно точно знал: раз люди смеются, значит всё хорошо. Теперь и у него всё будет хорошо.

Вечером хозяйка засобиралась куда-то, и Он засобирался вместе с ней – кряхтя, протопал к входной двери и уселся у порога, выжидательно наблюдая за её сборами.
- Я ухожу на работу. – Сказала хозяйка и погладила его по голове. – А ты остаёшься дома.
  Она открыла дверь и, приказав «Охраняй», ушла. Он тяжко вздохнул и вернулся на свою подстилку. Покрутился, устраиваясь, и тяжело бухнулся на утоптанное место, свернувшись клубочком и спрятав в лапы мокрый, вечно мёрзнувший нос.
  Ночью Он долго не мог уснуть – хозяйка всё не возвращалась, и Он волновался, тревожился за неё: что если она потеряется? Так же, как и он сам станет бродить по выстуженным улицам, голодная и одинокая. От этой мысли отзывчивое собачье сердце сжималось в комок и Он, задрав морду и прижав уши, горестно завывал.
- Прекрати! – Строго крикнул из комнаты Большой человек, и Он испуганно затих, но чрез некоторое время тяжёлые думы вновь вернулись и Он завыл ещё протяжнее.
- Ну, сейчас ты у меня получишь! – Рассвирепел Большой человек и, выйдя в прихожую, замахнулся на него рукой.

Он вжался в свою подстилку, ожидая удара, но вместо этого на него обрушилась вода. Залила глаза и нос и он судорожно зачихал, вытирая лапами мокрую морду и это было так обидно, что Он затих и до самого утра не проронил ни звука, молча страдая в темноте. 

А утром – о счастье! – вернулась она, его хозяйка! И Большой человек принялся жаловаться ей на Него и рассказал, как облил его водой.  И Он весь напрягся, ожидая, что хозяйка сейчас станет его бранить, но она не стала, а ласково сказала:

- Ты мой хороший, обижали тебя здесь без мамы. Иди ко мне мой маленький.

И Он обрадовался, вскочил и ринулся к ней, и встал на задние лапы, а передними обнял свою хозяйку Маму за талию и прижался головой к тёплому животу, ощущая её, лучший в мире запах. И она тоже обняла его, и потрепала холку, и засмеялась, и Он понял, что всё Хорошо. Ведь если люди смеются, значит всё хорошо. И в этот момент Он был так же счастлив, как тогда, у распахнутых деревянных ворот, когда ел вкусный корм из большой миски и слушал реквием.

Условный рефлекс сработал безотказно: теперь ощущение счастья у Него было напрямую связанно со звуками траурной музыки.

Дни полетели. До краёв наполненные счастьем, они мелькали один за другим. Образ бывшего хозяина потускнел в памяти, любимые черты расплылись и вскоре вовсе забылись, так же как и старая кличка. Теперь у него была новая семья и новое имя. Имя было немного нелепое, но Ему оно нравилось, и Он с готовностью откликался на него.

Свою хозяйку Маму Он обожал, боготворил и готов был отдать за неё жизнь. Большого человека немного побаивался, но воспринимал вполне дружелюбно. К Маленькому человеку относился как к ровеснику и другу и частенько не подчинялся его приказам, считая, что имеет на это полное право. Спал Он теперь не на подстилке в прихожей, а в собственном мягком кресле, которое его обожаемая хозяйка приволокла откуда-то специально для него. Подмороженные лапы частенько мерзли, и у него появилось собственное тёплое одеяло, которым его накрывали, стоило ему только умостившись в кресле, загудеть носом.

Во время утренних и вечерних прогулок Он подружился с молоденьким белым лабрадором и смахивающей на большой рыжий чемодан бордосской догиней. Пока Его хозяйка Мама степенно беседовала с хозяйками лабрадора и догини, Он со своими новыми друзьями носился по заросшему мягкой травой полю, изредка подпрыгивая и взлаивая от восторга.

Вскоре у него появилась и домашняя подружка – чёрная кошка с белым животом и лапами. В первый же день, едва появившись в доме, кошка по-хозяйски взгромоздилась ему на спину и, свернувшись тёплым клубочком, принялась мурчать, уминая его шкуру когтистой лапкой. Иногда, когда у неё было игривое настроение, кошка принималась покусывать его за уши и лапы, призывая поиграть. Он мужественно терпел, сколько мог, но она не отставала. И тогда Он, грозно рыча, припадал на передние лапы, вскакивал и снова припадал, и крутился вокруг собственного неповоротливого тела. Кошка, вздыбив шерсть и распушив хвост, ходила вокруг и всё норовила улучить момент, когда можно будет подкрасться и, встав на задние лапы, передними нахлопать ему по отвисшим брылям. А после этого быстренько юркнуть под диван и оттуда понаблюдать, как он, задрав кверху куцехвостый рыжий зад, тщетно пытается выудить её из укрытия.

И любимая игрушка была у него – небольшой теннисный мячик. Кто-нибудь из домашних бросал ему этот мячик. Мячик, ударившись об пол, упруго подпрыгивал вверх, и Он тоже неуклюже подпрыгивал и ловил мяч на лету, а после ложился на пол, и немного пожевав его, выкладывал перед собою и, сложив лапы кольцом, беззлобно, но предупредительно рычал, не давая забрать любимую игрушку. Со временем от постоянного жевания мячик порвался, и Он как-то незаметно для себя проглотил его резиновые останки.
Хозяйка Мама ругала его, говорила, что нельзя есть резину, что это очень вредно, а Он скучал по мячику и то и дело заглядывал под мебель, в надежде отыскать там свою игрушку.

А потом случилось это. Он так и не понял, что произошло, но однажды ночью его тело вдруг перестало принадлежать ему. Он мирно дремал в своём кресле, когда почувствовал, как по всему его телу прошла ледяная болезненная судорога. Пока он сонно соображал, чтобы это такое могло быть, судорога добралась до кончиков лап и вернулась к голове, заставив всё тело сжаться. Его затрясло, и Он забился в конвульсиях. От боли разрывавшей внутренности хотелось выть, но судорога не давала, не только выть, но даже дышать. На мгновение Ему показалось, что он умирает, но судорога отпустила, и в разрывающиеся лёгкие наконец-то ворвался воздух. Он жадно втянул живительный глоток сквозь стиснутые зубы, вытянулся в струну и взвыл от боли и ужаса перед тем, пугающим и неизвестным, что вселилось в его тело, пока он безмятежно спал в любимом кресле.
- Эпилепсия. – Сказал одетый в белую одежду чужой человек со странной кличкой Ветеринар. – Хотя для собак этой породы эпилепсия не характерна. Боюсь, что лечение не даст результатов. Я посоветовал бы вам не мучиться и усыпить его.

Усыпить?! Он изумлённо посмотрел на «белого» человека. Зачем его усыплять, ведь то страшное, что называется…этой…как её? Ах, да, эпилепсия! Эта самая эпилепсия подкралась к Нему именно во сне. И теперь Он, наверное, никогда не сможет спать спокойно от страха, что всё повторится, а «белый» человек говорит – усыпить!

Он заволновался, растерянно взглянул на хозяйку Маму и вдруг увидел, как изменилось её лицо! Оно сделалось очень несчастным, а в глазах появилась такая тоска, что у Него заболело где-то за грудиной.

Чужак в белой одежде посмел расстроить его обожаемую хозяйку! Он насупился, прижал к голове уши и, приподняв брыли, тихо и грозно зарычал на чужака с ненавистной кличкой Ветеринар.
- Тихо, тихо, успокойся. – Сказала хозяйка и погладила Его по прижатым ушам. – Неужели нет никакой надежды? – Спросила она, и Ветеринар отрицательно покачал головой. – И всё же мы попробуем. Всегда есть хоть маленький шанс. Мы дадим ему шанс.

С тех пор его жизнь распалась на две части - «до» и «после». «До» Он был обычным молодым псом, играл с чёрно-белой кошкой, гулял в компании догини и лабрадора и боготворил хозяйку Маму и Маленького человека-друга. Но коварная болезнь подстерегала его и набрасывалась в самые неожиданные моменты. То когда Он мирно подрёмывал в кресле, валялся в отсутствие хозяев на диване или просто сидел, положив голову на хозяйские колени, и похрюкивал от удовольствия, пока самая любимая и надёжная рука в мире поглаживала её, теребила уши-лопухи.

«После» - Он превращался в дряхлую развалину с трясущимися от слабости лапами и тупой, ноющей болью в каждой клеточке измученного недугом тела. Эти самые «после» со временем становились всё длиннее, а «до» - короче. И всё чаще и чаще в их доме звучало слово «усыпить».
- Почему вы его не усыпите? – Спрашивали приходившие в дом чужие люди с глупыми кличками Гости.
- Не могу. Он же, всё равно, что ребёнок. – Возражала хозяйка Мама и лицо её становилось очень несчастным, и Он готов был на что угодно, даже на то, чтобы его усыпили только бы не видеть этого выражения на любимом человеческом лице.

Дни больше не кружили в весёлом хороводе, а тянулись медленно, словно изнуряющая, вытягивающая силы и жизнь болезнь коснулась не только его тела, но и времени. И всё труднее было подняться по лестнице, возвращаясь с прогулки, а сами прогулки становились всё короче. И он больше не бегал весело по заснеженному зимнему полю, гоняясь за вертлявым лабрадором, а едва поздоровавшись с ним, уходил в сторону и натужно трусил к ближайшим кустам. С усилием поднимал заднюю лапу, покачиваясь на трёх остальных, делал свои собачьи дела и возвращался к дому, стараясь не замечать недоумённого взгляда бывшего приятеля.

Дома Он уже не играл с чёрно-белой кошкой, а вяло, без аппетита съедал положенную порцию корма, кряхтя и постанывая, словно старик, забирался в любимое кресло, устраивал морду на мягкий подлокотник, прикрывал веки и начинал ждать. Вся его жизнь теперь превратилась в сплошное ожидание того непонятного и страшного, что называлось эпилепсией.

Кошка настороженно таращилась на него, ходила вокруг,  вздыбив шерсть, иногда пыталась растормошить, цепляя когтистой лапкой за уши или сухой горячий нос. Он не реагировал на заигрывания, лишь изредка, когда кошачьи приставания становились уж слишком назойливыми глухо и раздражённо рычал.

За время томительного ожидания Большой человек ушёл куда-то и больше не вернулся. Маленький человек вырос, превратившись из друга в Молодого хозяина. Теперь они оба – и хозяйка Мама и Молодой хозяин уходили на работу, и Он оставался один на один со своим кошмаром.

В этот раз болезнь подкралась именно тогда, когда хозяева отсутствовали. Набросилась, словно дикий зверь на свою добычу, вцепилась кривыми острыми когтями и стала рвать на части его беззащитную плоть. Насытившись, зверь на короткое время выпускал его из своих лап и тогда Он начинал метаться по комнате, отчаянно желая выйти на улицу и не имея такой возможности, справлял нестерпимую нужду прямо в своём обожаемом Доме. Немного отдохнув, болезнь возвращалась, и всё повторялось снова… и снова…

Когда утром открылась дверь, Он истерзанный, едва держась на трясущихся лапах и тараща бессмысленные от боли глаза, встретил хозяев на пороге. Едва войдя в квартиру, хозяйка Мама охнула, осторожно обходя грязные вонючие пятна, прошла в комнату, устало опустилась на диван, глухим голосом сказала: «Всё. Больше не могу» и заплакала.

Молодой хозяин тут же повернулся и куда-то ушёл, а хозяйка Мама всё плакала и плакала, и Он понимал, что она плачет из-за него, и чувствовал себя виноватым, и заглядывал ей в лицо, а она отводила глаза и только горько всхлипывала.

Через некоторое время вернулся Молодой хозяин. Сказал: «Пойдём» и Он впервые в жизни вдруг не захотел идти. Стоял, смотрел на Молодого хозяина и не хотел.
- Идём же. Гулять! – Повторил Молодой хозяин и надел ему ошейник.

Он нехотя поплёлся к двери и уже на пороге услышал, как громко и отчаянно зарыдала хозяйка Мама…

Они немного погуляли, а потом вошли в здание, где обитали одетые в белое люди с кличками Ветеринары. Он хорошо помнил это место, именно здесь впервые прозвучало слово «усыпить».

В белой комнате с большим железным столом посередине женщина Ветеринар с добрым лицом сочувственно посмотрела на него.
- С наркозом? – Спросила она и Молодой хозяин кивнул.
  Она осторожно и совсем не больно сделала Ему укол.
- Подождите немного. - Сказала и Он послушно уселся на пол рядом с Молодым хозяином – ждать.

Молодой хозяин ласково и бережно потрепал его за уши, дрожащей отчего-то рукой погладил холку.

Он терпеливо ждал, хотя вовсе не понимал чего и вскоре почувствовал, что его неодолимо  клонит в сон. Он ещё некоторое время боролся с непонятно откуда возникшим желанием, но сон одолевал, окутывал мягким тёплым облаком, ласковой как у хозяйки Мамы ладонью проводил по глазам и Он сдался. Улёгся у ног Молодого хозяина, положил голову на вытянутые лапы и прикрыл отяжелевшие веки…

Огромный луг, поросший мягкой травой, раскинулся во все стороны, где-то далеко впереди смыкаясь краями с прозрачным куполом, из которого исходило яркое белое свечение. Посреди луга прыгал давным-давно съеденный теннисный мячик. Пахло дождём и ещё чем-то приятным, чему Он не знал названия. Боль в измученном теле исчезла, оно стало лёгким, словно невесомым. Он потянул носом, вдохнул полной грудью тёплый вкусный воздух, оттолкнулся всеми четырьмя лапами и легко, как те странные создания, которых люди называют птицами, взмыл над землёй. Приземлился, даже не почувствовав толчка и снова подпрыгнул высоко вверх.

Резиновый мячик упруго скакал впереди. И Он погнался за любимой игрушкой, легко отталкиваясь от пружинящей под лапами густой травы и пытаясь на лету поймать мяч зубами. А тот не давался и всё скакал и скакал, увлекая его вперёд туда, где край огромного луга соприкасался с ярким белым куполом над головой. Туда, где не будет больше ни боли, ни страдания, туда, куда ненавистной болезни вход заказан. И от понимания этого его собачье  сердце заходилось от восторга и наслаждения, как тогда, когда он, усталый и изголодавшийся ел вкусный корм из глубокой миски у открытых деревянных ворот. Он всё бежал и бежал, тихонько повизгивая от счастья, а вокруг до краёв наполняя звуками пространство, громко и торжественно звучал его любимый Реквием…

Автор: Риша Грач,. Источник: proza.ru


Вернуться на предыдущую страницу

⇑ Наверх
⇓ Вниз